Эхолетие - Страница 45

Нелюбин встал, обозначив конец беседы, и жестом пригласил Поля проследовать на кухню. Дюваль чувствовал, что жест и голос полны доброжелательности, но взгляд собеседника мог конкурировать с февральскими морозами, хотя это могло быть издержками непростой профессии. Поль испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он получил ясные и подробные ответы на все свои вопросы, с другой стороны, он вообще ничего не получил и более того, ответы Нелюбина и Алёнки расходились по существу. Надо срочно было бежать к Алексу. Он единственный, кто мог разобраться с этой головоломкой, как с кубиком доктора Рубика.

– Кирилл Филимонович, спасибо, что уделили мне время, но мне не удобно задерживать вашу семью, может я пойду?

– Поль, вы мою жену обидеть хотите? Шагом марш на кухню, – Нелюбин пропустил его первым из гостиной, шутливо подталкивая в спину.

Следующие полтора часа прошли не просто. Ужин был легким, но роскошным. Уха из стерляди и та же стерлядь, но уже порезанная кусочками, в качестве второго блюда. А вместо дижестива – небольшие бутерброды с маслом и красной икрой, кофе и конфеты. Поль улыбался и старался быть непринужденным, но это у него не всегда получалось. Алёнка окончательно разочаровалась в иностранных кавалерах, которые оказались в реальности чуть интереснее настольного календаря. Зинаида Степановна тоже ожидала больше благодарственных слов за кулинарные шедевры, один лишь Нелюбин был удовлетворен спокойно-молчаливым ужином, прерываемым лишь небольшими восклицаниями: «Соли больше не надо?» «А с перцем всё в порядке?». За кофе разговор немного оживился, когда тема коснулась Франции, но как только часовая стрелка подошла к цифре восемь, Поль встал, поблагодарил всех присутствующих и, сославшись на трудности завтрашнего дня, удалился.

Зинаида Степановна вздохнула и стала разбирать посуду, Алёнка поблагодарила мать и собиралась уже пойти позвонить своей подруге, но отец жестом остановил её.

– Скажи мне, Поль во сколько пришел?

– Минут за двадцать до тебя, а что?

– И о чем был разговор?

– Пап, это допрос? – Аленка рассмеялась. – Мы в шпионов не играли, честно.

– Дочь, это важно. Так о чем вы говорили? – Нелюбин был спокоен, но непреклонен.

– Да о всякой ерунде, – Алёнка зевнула и прикрыла рот ладошкой. – Он всё про деда своего, ну ты же знаешь, потом рассказал про Инвалиды, потом спросил, по-моему, про ваших ветеранов, кто да где…

– Так, а ты?

– Ну, а что я? Я же толком не знаю никого и ничего, сказала только что ты к ним в Дали ездил, поздравлял с праздниками.

Алёнка первый раз в жизни увидела, как глаза отца налились кровью, синяя вена часто запульсировала в районе виска и тонкие губы вытянулись в ниточку. Нелюбин сжал лежащую руку на столе в кулак и сквозь зубы процедил:

– Ну, кто тебя просил? Ну почему ты все время лезешь не в свои дела? Ты дочь чекиста, скажи, почему у тебя язык, как помело?

– Пап, он спросил – я ответила, – Аленка растерялась и испугалась по-настоящему. Что-то внутри ей подсказывало, что такой отец по-настоящему опасен. – А что случилось-то?

Дочь видела раньше, как иногда нервничал отец, но это было, во-первых, крайне редко, а во-вторых, никогда не касалось её напрямую. Она сидела перед ним на табурете, но чувствовала себя зажатой в углу, из которого не было выхода, и еще она неожиданно захотела в туалет.

– Вон отсюда! – отец отвернулся в сторону, и Алёнка пулей вылетела из кухни.

На протяжении всей сцены Зинаида Степановна стояла у рукомойника и не знала, кого в данном случае надо было выручать. Подобные откровения для неё так же были впервые. Она пыталась понять, что произошло, но совершенно была не в состоянии этого сделать.

– Кирюш, ну ты чего так разволновался, тебе же нельзя с твоим давлением, – захлопотала она и полезла в буфет за лекарством, – сейчас я тебе успокоительного дам.

Нелюбин сверкнул глазами, встал и удалился в свою комнату…

… Лёшка молча курил, а Поль по второму разу сбивчиво пересказывал содержание недавнего разговора. Он был так взволнован, что забыл разуться и теперь на кухонном линолеуме его забывчивость материализовалась в небольшие грязные лужицы под ногами. За время дороги он, как мантру, повторял про себя каждую фразу так часто, что сейчас, сидя на табурете, никак не мог остановиться. Лёшка, не вставая с места, пошарил рукой в буфете и протянул товарищу металлическую баночку с разноцветными леденцами. Поль послушно взял пару и кинул в рот. В кухне воцарилась тишина.

– Вот теперь давай подумаем, а то у меня от твоего треска голова могла запросто взорваться. – Лёшка сквозь дым посмотрел на Дюваля и спросил: – Мысли есть какие-нибудь?

– Ну, а что тут думать, старик, нам надо ехать в Синие Дали и искать там Сороку. Сам же говорил, может, жив еще. – Поль вскочил и в запале начал передвигаться по кухне, истоптав пол самым нещадным образом. Потом остановился, глянул на пол, потом на свои сапоги и виновато спросил Самойлова: – Алекс, извини, а где у тебя тряпка, а то я как слон натоптал.

Лёшка рассеяно взглянул на пол, взъерошил густые волосы и снял чайник с плиты, чтобы развести кофе.

– Я не думаю, что так всё просто. Скорее даже уверен в обратном. Сам посуди, – Лёшка быстро налил кипяток в огромные кружки, кинул по ложке кофе и по паре кусочков сахара, – мы получили две различных информации от двух людей, но по одному и тому же вопросу. Нелюбин предполагал контролировать всю встречу и весь разговор, но мы его опередили, и в результате Аленка непроизвольно выдала то, что отец пытался от тебя скрыть, а именно то, что ветераны живы и что благополучно проживают в поселке Синие Дали. Видимо, комитет приобрел для этих целей несколько домов. Дальнейший ход событий представляешь?