Лёшка старался идти спокойнее, но что-то гнало его вперед. Он забежал во двор, где проживал его друг, и мельком глянул на окна его квартиры, выходившие на одну сторону дома. Странно, света не было. Лёшка остановился, закурил и задумался. Подниматься наверх не было смысла. Так рано Поль не ложился. Значит, он или задержался на работе или где-нибудь в гостях. Но последнее вряд ли. У него сейчас не то настроение, да и сказал бы он своему другу об этом, как пить дать. Значит, на работе. Обидно будет пойти ему навстречу и разминуться на улице. Лешка решил докурить и, если Дюваль не появится в ближайшие минуты, то прогуляться до университета. Окурок быстро догорел, и Самойлов хотел уже было выбросить его в заснеженный палисадник у подъезда, но что-то остановило его. Этим что-то оказалась пара высоких ботинок, лежащих на снегу под тополем. Лёшка пригляделся, его сердце ёкнуло и провалилось в желудок. Ботинки были надеты на ноги, а ноги принадлежали преподавателю французского Полю Дювалю.
Всё, что происходило дальше, Лёшка запомнил не очень отчетливо. Сознание напрочь отказывалось принять действительность в том виде, в котором она существовала. Мозг сам по себе давал команды, и организм Самойлова строго их исполнял. Он быстро подошел к другу и наклонился над ним. Дыхание присутствовало, равно как и сильный запах крепкого алкоголя. Поль лежал на спине, раскинув руки на пористом снегу. Кроличья шапка валялась рядом. Весь лоб и правая сторона лица были залиты кровью. В правой руке была зажата бутылка водки. Лешка бегом залетел в подъезд и забарабанил во все квартиры первого этажа. Одновременно открылись две двери и появились встревоженные лица жильцов.
– Соседа избили, бинт, марля, йод, зеленка есть? – пролаял он молодой девушке. Та испуганно кивнула, и Лешка коротко приказал: – Бегом!
– Телефон есть? – вопрос адресовался к пожилому мужику в фиолетовых трениках и майке на лямках. – Ясно, скорую, потом милицию, давай не тяни.
Появилась девушка и дрожащими руками протянула чистый бинт, йод и зеленку. Лёшка выхватил из рук йод с бинтом и выбежал на улицу. Самойлов встал на колени, повернул друга на левый бок, отвинтил пробку от бутылки с водкой, понюхал и, убедившись в соответствии этикетки и содержимого, обработал рану антисептиком. Сверху помазал йодом, перебинтовал голову и аккуратно подложил под нее собственную шапку. Оставшуюся марлю сложил несколько раз, насыпал в нее снег и приложил компресс к раненому месту. Снял с себя куртку и укрыл ею Дюваля. Встал. Закурил.
Скорая и милицейский «УАЗик» подъехали, практически, одновременно. К этому времени скопилось десяток зевак. Мужчина средних лет в пальто, накинутом на халат, решительно растолкал их плечом и присел на корточки возле Дюваля. Пощупал пульс, бегло осмотрел голову Поля и, интуитивно глядя на Лёшку, спросил:
– Вы его бинтовали?
Самойлов посмотрел сквозь врача из скорой, ничего не ответил, только вяло кивнул. Тот встал на ноги, достал пузырек из походной сумки и сунул его под нос Лёшке. Самойлов по инерции вдохнул и тут же закашлялся.
– Вы врач?
– Нет, – смог ответить Самойлов, едва откашлявшись после нашатыря.
– Студент, медицинский?
– Юридический. Его в какую больницу? Запишите, его зовут Поль Дюваль.
– В первую городскую.
Лёшка вяло кивнул и уставился в корочки красного цвета, которые ему ткнул в нос молодой человек, вылезший из канареечной машины.
– Следователь городской прокуратуры Сурков, – помог он прочитать типографский текст, – что здесь произошло? Кто свидетель? Кто трогал потерпевшего? – вопросы посыпались как из рога изобилия. Количество зевак резко поубавилось. Следователь быстро осмотрел место происшествия, потерпевшего, заметил бутылку с водкой, наклонился, понюхал воздух рядом с Полем, которого санитары уже перекладывали на носилки, и повернулся к врачу:
– Что там?
– Закрытая черепно-мозговая. Рана не проникающая, точнее скажу после рентгена. Предположительно ушиб мозга. Других видимых повреждений не обнаружено. Но это первичный осмотр, его сейчас трогать нельзя. Если бы не он, – подбородок врача качнулся в сторону Лёшки, – мог бы погибнуть или от кровопотери или от гипотермии.
Милиционер повернулся к Самойлову:
– Вы его обнаружили?
Лёшка кивнул.
– А почему сообщили, что его избили? Он же пьян. Споткнулся и приложился лбом о бордюр, например. Бытовуха, в чистом виде.
Самойлов критично осмотрел следователя. Тот был невысокого роста, молодой брюнет, не старше тридцати. Внимательные карие глаза тщательно обыскали Самойлова. Лёшка спрятал поглубже свою неприязнь к следователю и устало пояснил:
– На лбу потерпевшего частицы синей масляной краски, а на вон том столбе, – он указал рукой на металлическую трубу, подпиравшую козырек крыши подъезда, – приблизительно на высоте метр семьдесят пять, что соответствует его росту, следы стершейся краски. От подъезда до места, где я его нашел, не меньше пяти метров, и там явно присутствуют следы волочения. А алкоголь он не употреблял. Вообще.
Следователь осмотрел столб, более внимательно осмотрел место происшествия и с интересом присмотрелся к Самойлову.
– Вы были с ним знакомы?
– Я его друг.
– Ну что, друг, придется проехать в прокуратуру. Игорь, – н поманил к себе эксперта, – сними вот здесь, здесь и здесь. Со столба соскобы, бутылку на дактилоскопию, ну и понюхай здесь, что почём. Я в прокуратуру.
Ехать долго не пришлось, трехэтажное здание прокуратуры располагалось в конце соседней улицы. Лёшка вышел с заднего сиденья и вместе со следователем вошел внутрь. Мимоходом кивнув дежурному, они проследовали на второй этаж. Щелкнул выключатель и осветил спартанскую обстановку совсем небольшого кабинета. Желтоватого оттенка стол из дсп, три стула, один из которых принадлежал хозяину кабинета, два серых стальных сейфа, стоящих друг на друге и увенчанных бюстом Дзержинского, графин с водой и два стакана на подоконнике. На столе вполоборота стояла фотография в рамке. Все предметы мебели были украшены овальными табличками с инвентарными номерами.