Эхолетие - Страница 86

Старик с уважением посмотрел на Самойлова и потряс заскорузлым указательным пальцем у него перед носом:

– Далеко пойдешь, парень. Быстро додумался, ЭВМ просто, а не голова. А я-то думал… Да, ты прав, не спорю. Однажды его кто-то из наших в городе видел с молодой девушкой, но я тогда решил, что это дочь… Ну да ладно, Бог с ним … может чайку?

– Нет, спасибо, – Лёшка ответил за всех и посмотрел на часы, – нам пора. Нам еще надо одно дельце в городе обтяпать. Можем не успеть. Спасибо еще раз, Василь Иваныч, вы нам очень помогли. – Лёшка кивнул Полю и снял с вешалки свою куртку.

– Спасибо большое, – проникновенно сказал Поль и протянул Сороке руку.

Тот её не пожал, а указал взглядом на дверь:

– Я провожу до калитки, – пояснил он, – там и попрощаемся.

Они втроём вышли из дома, гости впереди, хозяин немного сзади. День понемногу разогревался, и снег за прошедший час просел во всем огороде. Высоко на березе обосновалась большая стая ворон и шумно обсуждала, в каком ресторане им предстоит пообедать. Лёшка глубоко вдохнул, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, бодрым шагом прошел по дорожке и открыл калитку. В десяти метрах от входа в дом Сороки красавец «Жигуленок» вишневого цвета пробил колесо, и хозяин машины, чертыхаясь, менял его на запаску. Он сидел к компании спиной, но было видно, как он яростно крутит рукоятку домкрата. Значительно дальше, почти у самой кромки леса, кружил трактор, тоже занятый своими сельскими делами. Далеко слева виднелось и хорошо прослушивалось шоссе, два километра до которого предстояло преодолеть по глубокой грязи.

– Ну что, бывайте, – Сорока протянул гостям руку, которую Лёшка тряхнул, как старому знакомому, а Поль с чувством благодарности пожал её обеими руками. – Да, вот еще что, – он сказал для всех, но повернулся при этом к Самойлову, – зайдите ко мне через недельку – я найду зарплатные ведомости, которые ты спрашивал. Архив в войну эвакуировали, но тот отчетный год у меня чудом сохранился. А тебе скажу следующее, – взгляд уперся в лицо Поля, – я, наверное, не в праве был тебе всё это рассказывать. Незачем просто. Я-то вернусь домой, а ты один на один останешься с переживаниями. Считай, еще раз деда похоронил. Ну да ладно … что сделано, то сделано, – он повернулся, и калитка снова скрипнула на всю деревню.

Первые десять минут друзья прошли молча, не проронив не слова, только чавкающая грязь аккомпанировала звуку шагов. Поль брел по дороге, полностью поглощенный состоявшимся разговором. Лёшка шёл сосредоточенно, огибая большие лужи с грязью и бросая короткие взгляды по сторонам. Первым молчание нарушил Поль.

– Алекс я не понял, а что за анонимка? Она на самом деле была? Ты же ничего про неё не рассказывал, – в голосе прозвучала невольная обида.

Самойлов чуть сбавил темп ходьбы и на минуту поравнялся с другом. Это всегда не просто – объяснять близким людям истину русской пословицы «меньше знаешь – крепче спишь».

– Поль… У меня, конечно, нет монопольного права на информацию. Но есть право решать, что будет лучше для дела. Заметь, для твоего дела. У тебя очень тонкая душевная организация, ты краснеешь, бледнеешь … а мы с тобой залезли в такие темы, где эмоции могут всё погубить. Я тебя об одном прошу, о доверии, и вообще, не время сейчас для обид.

– Алекс, я не обиделся. Просто хочется знать все детали про деда, вот и невольно удивляешься, когда неожиданно что– то сваливается на голову.

Лёшка молча кивнул, соглашаясь с другом, и вкратце рассказал содержание подслушанного им разговора московских чекистов. Рассказывал, а сам наблюдал за лицом друга, по которому можно было легко прочитать все его сокровенные мысли и чувства. «Ну да, не обиделся. Держи карман шире, вон какие морщины прорезались между бровями, и улыбка кривовата для утешенного». Наконец, мимика Поля пришла в нейтральное состояние, и Лешка тут же завершил разговор. «В психиатры надо было пойти» – улыбнулся он сам себе.

– Алекс, подожди, – Дюваль остановился и почесал затылок, – так тогда получается, что мы спецслужбам совсем не интересны, да?

Лешка притормозил и сокрушенно развел руками:

– Получается, что не интересны … только они еще про это не знают. Старик, давай спрашивай на ходу, времени не так, чтобы много, а нам еще серьезная встреча предстоит.

– А что там серьезного, ты же дворника имеешь в виду? Я думаю, что с жильцами дома будет полезнее пообщаться, да? Дворник может вообще ничего не знать.

– Советский дворник знает всё, – отрезал Лёшка, – да и не простой он дядька, сейчас сам увидишь. Может, и ни с кем больше не придется общаться. Кстати, просьба, поговори с ним о тех временах, а я со стороны понаблюдаю за его реакцией.

– Да, это у тебя здорово получается, – радостно согласился Поль, – я, честно говоря, так и не понял, как ты разговорил Сороку. Он же четко сказал, что больше ничего не знает и вообще, разговор закончен. Как ты узнал, что он знает больше, чем говорит?

– Невербальные признаки лжи, – сутулая фигура даже не повернулась.

– Чего?..

– Есть вербальное поведение человека и невербальное. В первом случае он может контролировать свою речь, мимику, а во втором случае это сделать гораздо сложнее, организм не понимает, что хозяин врет, и непроизвольно его выдает. Сорока чесал нос, зевал, а это именно невербальное поведение, характерное для лживых высказываний.

– Алекс, я не понимаю, но это ты откуда знаешь? Это что, у вас на факультете преподают?

– Нет, самообразование. Интересно было, вот и читал. У вас, кстати, во Франции, тоже умных голов достаточно – Жак Лакан, Миллер, но отец у всех один – дедушка Фрейд.