В менее шумном коридоре Лёшка огляделся по сторонам и спросил:
– Ты уже общался с Нелюбиным?
– Нет, только с Алёной, – ответил Поль, – Мы чай пили, смотрели фотографии. Она показала мне своего деда. Он тоже чекистом был, они там вместе с сослуживцами как раз в тридцать седьмом году сфотографировались. Представляешь, Алёнка даже фамилии знает.
– Она их называла?
Поль перечислил, кого помнил, а в конце добавил:
– Если надо, я могу еще раз у нее спросить, тем более мы договорились снова встретиться.
– Ясно, тогда поехали ко мне домой, спокойно все обсудим, есть идеи, – Лёшка говорил это немного задумчиво, как будто самому себе, – с Белкой только неудобно вышло, подумает чёрт знает что.
– Так без проблем, – оживился Поль, – ты мне только покажи ее, а я завтра сам ей скажу. что мы вечером были у тебя дома.
Всю дорогу в автобусе они промолчали, каждый из них думал о своем. Молча дошли до серой пятиэтажки и поднялись на третий этаж. Лёшка включил свет, и Поль оказался в довольно аскетической обстановке. Скромная двушка, слева гостиная с чешским сервантом, письменным столом и книжными шкафами в две стены, справа спальня с допотопным диваном и ковром на стене. Единственное, что выбивалось из скромной серости, – навороченный стерео проигрыватель и не менее продвинутая акустическая система, да еще длинная полка с недешевыми виниловыми пластинками в ярких разноцветных конвертах.
– Проходи, у меня есть как раз два пива, – Лёшка скинул с себя пальто, нырнул в холодильник «ЗИЛ», достал из него «Жигулевское» и разлил в стаканы. На кухне они сели за стол, отпили по глотку, Лёшка достал ручку, тетрадь и начал что-то чертить в ней.
– Почему пиво не пьешь? – он краем глаза наблюдал за Полем.
– Спасибо, я вообще-то редко пью… – замялся Дюваль, – но вот это, конечно, пить совсем невозможно, извини.
Лёшка хмыкнул, зачерпнул чайной ложкой немного соли и высыпал ее в стакан Полю. Химическая реакция не заставила себя долго ждать. Пиво заискрилось, забурлило, и пена шапкой поднялась над стаканом.
– Попробуй теперь. Если не вкуснее, то веселее.
Поль сделал еще глоток и одобрительно покачал головой:
– Ну да, получше стало.
– Еще бы, урожай семьдесят восьмого года, с правого берега Дона, – лицо Лёшки было абсолютно непроницаемо.
– Серьезно? – Поль недоверчиво переводил взгляд с пива на Самойлова.
– Конечно, серьезно, – Лешка выдержал паузу, потом улыбнулся, – Поль, у нас всего два сорта пива: в бутылках и разливное. А разливное делится еще на два: с пеной и без неё. Ладно, давай к делу, рассказывай всё, что известно про деда.
Поль снова полез в портмоне и достал из него тот же клочок бумаги, фотографию, справку о реабилитации, передал всё Лёшке и по-военному доложил:
– Бартенев Владимир Андреевич, седьмого года рождения, работал зав. кафедрой в лисецком университете, весной тридцать седьмого арестовали и обвинили в терроризме, в октябре расстреляли, его друг помог маме с бабушкой бежать из России, вот и всё.
– Что слышно о друге, он жив?
– Мама говорила: он за границу не выезжал, остался в стране, а их переправлял другой человек. Друг проживал с ними в одном дворе и звали его Михаил, если я не ошибаюсь, фамилия Шестаков. Бабушка рассказывала, что он был не простой, из криминального мира, у него даже кличка была – «Моряк».
– Адрес, по которому они проживали до отъезда, знаешь?
– Мама приблизительно называла это место, думаю, найти смогу. Где-то на Плехановской дом с аркой и напротив него другой дом тоже с аркой. Там внутри был двор со сросшимися деревьями.
– У тебя какие версии по поводу Сороки?
– Мы с мамой думаем, что это кто-то из политических или из криминальных людей, но среди уголовников такого не было, а политических мы вообще не знали. Тебе объяснить, что такое «шлюмка»?
– Не надо, когда-то изучал арго. Ладно, подобьём бабки, – пока Поль рассказывал, Лёшка внимательно просмотрел нехитрые документы. – Что мы с тобой имеем: фотографию, справку и малявку…
– Извини, что?
– Не извиняйся, записку, – Лёшка наморщил лоб и повернул к Полю тетрадь с нарисованными кружочками и квадратиками, – давай по порядку. Итак, Бартенев, – он ткнул ручкой в большой круг по центру, – умный, образованный человек должен передать информацию своей жене, – ручка, как указка, ткнулась во второй кружок, поменьше. – Что с ним произойдет, он не знает, поэтому должен оставить подсказку в лице определенного человека, которого можно впоследствии расспросить. Твои варианты с уголовниками и политическими, – он показал на два квадратика между кругами и тут же зачеркнул их, – мягко говоря, смешны. В те годы легко гибли и те и другие. С таким же успехом можно было выбросить записку в окно, но Бартенев был умнее, чем ты думаешь. Он нашел правильное решение и подсказал вам его. – Лёшка ткнул в третий, последний квадрат на схеме.
– Какое?!
– Ты мне сам его назвал, – Лёшка загадочно улыбнулся.
– Алекс, я ничего не понимаю, не тяни.
– Вспомни, я спросил тебя в университете про ваш разговор с Алёнкой по поводу фотографии и про фамилии сотрудников, и что ты мне ответил? Повтори, только слово в слово.
Поль наморщил лоб и не спеша стал перечислять:
– Так… она называла Якимов или Якименко, по-моему. Он шеф в управлении был, потом Зимин, он его замом был, потом её дед Нелюбин, потом отец и сын Сорокины, потом…
– Стоп, – Лёшка поднял ладонь.
– Погоди, там еще фамилии были.
– Больше уже не надо, давай с этими разберемся. Вспомни, как она упомянула Сорокиных, это важно. Как точно фраза прозвучала? В каком падеже фамилия была произнесена?